Не проходит и недели, чтобы страна вновь не обсуждала очередное пришествие в местах исполнения наказаний. Как всегда: отклики, версии, эмоции…
При таком информационном интересе и разнообразии мнений существует реальная опасность увлечься простыми вопросами (где взяли нож или как сделали лопату для подкопа и т.д.) и оставить без внимания существо и причины возникающих проблем.
Ситуация в системе ФСИН в настоящее время намного сложнее и противоречивее чем кажется на первый взгляд, она требует системного и не поверхностного обсуждения, считает заместитель Председателя Центрального совета партии пенсионеров, генерал-майор внутренней службы в отставке Владимир Ворожцов.
Об этом шла речь в его недавних интервью радиостанции «Комсомольская правда», поводом для которых стал побег шести осужденных из Липецкой колонии.
Конечно, можно и дальше подробно обсуждать подробности произошедшего события. Но во все времена подкопы были достаточно распространены и остаются по сей день одним из наиболее типичных способов побега из мест лишения свободы. Эти случаи с максимальными подробностями описаны и в исторической, и в художественной литературе. Не сомневаюсь, что многим известна и современные истории с побегами нескольких мексиканских наркобаронов, сумевших выбраться на свободу с помощью различных подкопов.
По мнению Владимира Ворожцова сводить разговор о причинах и условиях побега осужденных, граждан двух государств Средней Азии, из Липецкой колонии исключительно к анализу вопросов о том, чем и как они смогли прорыть подкоп, будет неправильно.
- Значительно важнее объективно оценить весь комплекс проблем, связанных с ростом этнической преступности, особенностями правоприменительной практики, развитием и построением нынешней российской системы исполнения наказаний, в том числе содержанием и качеством подготовки кадров для нее, - заявил в эфире Радио-Комсомольская правда заместитель Председателя Центрального совета Партии пенсионеров, генерал-майор внутренней службы в отставке Владимир Ворожцов.
На мой взгляд, эта ситуация высветила три очевидных проблемы. Во-первых, нельзя и было бы крайне ошибочным считать, что в происходящем полностью повинна только система исполнения наказаний. Следует понимать, что УФСИН — это не какая-то оторванная от социального бытия страны часть общества. Наоборот, система исполнения наказаний является ярким и одним из наиболее наглядных проявлений ряда сложностей и противоречий современной российской социальной и криминальной действительности. В ее деятельности, как и во всем российском обществе, заметны серьезные проблемы, ставшие следствием серьезных ошибок в действующей миграционной политике.
Безусловно, в настоящее время органами власти предпринимаются определенные меры по исправлению сложившейся ситуации, особенно в вопросах нормативного регулирования миграционных процессов. Но, следует признать, что они по-прежнему не системны и носят частный характер.
Очевидно, что за последние десятилетия значительные изменения произошли в этническом составе лиц, отбывающих наказание. На них наложился и ряд новых тенденций. Особенно они проявились в период с 2022 года. В результате большинство представителей коренных национальностей России получили возможность искупить свою вину и принять участие в решении задач Специальной военной операции. В результате этого в местах лишения свободы стало еще более заметно преобладание мигрантов, осужденных за различные преступные деяния.
Было бы логично заранее предвидеть эти процессы, быть всесторонне и своевременно к ним готовым. Однако, по мнению ряда специалистов. эти современные тенденции как по объективным, так и по субъективным причинам, во многом не учитывается как при оперативной и воспитательной работе, таки при подготовке кадров для системы УФСИН.
Например, курсанты специализированных учебных заведений по-прежнему изучают в качестве иностранных языков традиционные – прежде всего английский, немного немецкого и французского. А языки тех, кто сейчас в основном и содержится в исправительно-трудовых колониях, в ряде случаев даже не планируется вводить в учебные курсы.
В связи с этим хочу напомнить, что подобная проблема с преобладающим тюремным населением и его языками была в России и на рубеже 19 и 20 веков. Тогда основной контингент заключенных составляли выходцы из Бессарабии, Одессы и других близких к ним областях, говорившие в основном на языке идиш. В результате именно на базе этого языка во многом и сложилась значительная часть хорошо известного воровского жаргона, «успешно» существующего без малого сто восемьдесят лет. История убедительно доказала, что незнание в тот период этого языка царскими полицейскими и непонимание ими ряда процессов в дальнейшем породило очень много практических проблем, которые так и не были решены до 1917 года.
Еще один пример из современной жизни касается уже государства Израиль. Там полицейские, работающие в местах содержания заключенных, вынуждены изучать арабский язык, без знания которого у них не может быть эффективной работы.
Поэтому убежден, что без внесения серьезных корректив в программу лингвистической, психологической и страноведческой подготовки как сотрудников системы УФСИН, так и органов внутренних дел, следствия и суда, мы будем вынуждены и дальше пассивно наблюдать за ростом преступности со стороны мигрантов, в том числе в местах лишения свободы.
Вторая проблема, о которой следует сказать в связи с побегом из колонии в Липецкой области, касается вопросов соответствия российского законодательства характеру и особенностям контингента, менталитету и традициям стран, откуда прибыли мигранты.
Требует дополнительного анализа как содержание, так и практика исполнения ряда наших международно-договорных обязательств. Не сомневаюсь, что многие помнят об одном из преступников, получившем прозвище битцевский маньяк. Недавно журналисты (!) заинтересовались его нынешней судьбой, так как подходил к завершению установленный судом срок его пребывания в местах лишения свободы. Каково же было их удивление. Оказалось, что он родом из Молдавии. Туда он и был некоторое время назад передан для дальнейшего отбывания срока наказания за совершенные убийства. Однако, по прошествии незначительного времени он оказался на свободе и затем исчез из поля зрения правоохранительных органов. Остается только догадываться сколько трагедий может еще случиться из-за такого несоответствия в законодательстве и правоприменительной практики разных стран, в том числе Центральной Азии.
Следует также понимать, что существует еще одна очевидная проблема, не позволяющая эффективно и оперативно решать вопросы с криминальным поведением мигрантов, состоит в том, что Уголовно-процессуальный кодекс и иные документы, регулирующие следствие и судопроизводство в нашей стране, весьма гуманны для лиц, не владеющих, либо якобы не владеющим русским языком, фактически предоставляя им значительные процессуальные преимущества.
В том числе они дают возможность и новому гражданину Российской Федерации, совсем недавно «успешно» сдавшему экзамен по русскому языку, неожиданно заявлять представителю следствия о том, что он внезапно «забыл» русский язык и ему требуется переводчик. Получается, что когда он получает паспорт и гражданство, то русским языком владел уверенно. Однако давать показания на следствии и в суде о своих деяниях без переводчика он не может.
А что такое вызвать переводчика? Практика показывает, что вследствие роста объемов этнической преступности нередко уже в первом квартале каждого года средства, выделяемые на перевод, у многих правоохранительных органов заканчиваются. Переводчиков же надо найти, оплачивать их работу, а это значительно усложняет работу правоохранителей, затягивает следствие. В ряде случаев возникают вопросы не только к качеству перевода, но и к возможности пособничества подозреваемому со стороны лица, осуществляющего перевод. Поэтому иногда проще закрыть дело, чем последовательно доводить его до конца.
Считаю, что если человек имеет недавно полученное гражданство России и он подтвердил его, сдав экзамен на знание русского языка, то в случае требования предоставить ему переводчика, он должен быть признан лицом, приобретшим гражданство незаконно, и лишен российского гражданства. В таких случаях может быть возможен и законодательно определенный отказ в переводчике, либо предусмотрен найм переводчика подозреваемым или обвиняемым за свой счет.
И третья проблема, значительно сдерживающая эффективность работы по противодействию этнической преступности, касается деятельности так называемых диаспор.
Сегодня мы часто видим, что некоторые этнические диаспоры – это вовсе не культурно-просветительские объединения, а криминально, конфессионально, финансово, а иногда и идеологически сплоченные группы, во многом построенные на принципах организованного преступного сообщества, да еще и с коррупционным проникновением в органы государственной власти.
В этом случае зачастую приходится говорить о диаспорах как группах, которые в состоянии по звонку в течение двух-трех часов собрать от двухсот до пятисот человек, в том числе вооруженных, для оказания воздействия на оппонентов, а также на происходящие в регионе процессы.
Этноконфессиональные объединения криминальной направленности активно действуют и в местах исполнения наказания. Они способны значительно, не только психологически и эмоционально, влиять на сотрудников и руководство данных учреждений. Тем более, что это давление осуществляется и за пределами их места работы. Кому хочется получить дополнительные и весьма сложные проблемы?
Говорить о том, что на подобные диаспоры не следует обращать внимание общественности, правоохранительных органов и спецслужб, под предлогом важности сохранения межнационального единства, как это делают сегодня некоторые весьма известные политики, было бы абсолютно ошибочно и опасно.
Более того, надо понимать, что такое понятие как «диаспора» фактически отсутствует в уголовном, уголовно-процессуальном и административном кодексах, других правовых документах, ибо представляет собой исключительно социокультурное явление. Поэтому ее привлечение к правоохранительной деятельности фактически незаконно. Либо мы должны говорить о принципах состязательности и привлекать в конфликтных ситуациях представителей диаспор всех сторон, участвовавших в конфликте.
Завершая свое выступление в эфире «Радио-Комсомольская правда», Владимир Ворожцов отметил, что, судя по произошедшим в липецкой колонии событиям, у специалистов остаются вопросы и к инженерно-техническому обеспечению деятельности мест исполнения наказаний, к организации системы охраны на современном техническом уровне.
Он рассказал, что еще в советские времена в исправительно-трудовых колониях достаточно эффективно действовала система «Подснежник», позволявшая отслеживать попытки совершения подкопов. Поэтому вопрос: как именно преступники смогли нейтрализовать систему оповещения и контроля, следует задать техническим специалистам.
Задача же общества сегодня состоит в том, чтобы совместными усилиями помочь системе исполнения наказаний быстро и реально решить накопившиеся за десятилетия проблемы. Как известно, ее нынешний статус был навязан России в девяностые годы печально известным Советом Европы и «мировым правозащитным сообществом». Одним из условий наших западных «наставников» было выведение ГУИН (Главное управление исполнения наказаний, а до этого - Главное управление исправительно-трудовых учреждений) из структуры МВД России и передачи его в совершенно не предназначенное для организации борьбы с преступностью Министерство юстиции Российской Федерации, что и было послушно исполнено.
Еще тогда многие видные российские криминологи обращали внимание на значительные риски и возможные негативные последствия данного решения. Их не послушали.
Полагаю, сказал Владимир Ворожцов, что вопросы дальнейшего развития столь сложной и исключительно важной для многих областей жизни нашей страны системы как УФСИН, занимающей особое место не только в вопросах противодействия преступности, но в сферах промышленности, здравоохранения, образования, эффективного использования трудовых ресурсов, демографии и многих других, обязаны стать предметом профессионального анализа, итогом которого должна быть общегосударственная программа «Дорожная карта развития системы исполнения наказаний Российской Федерации», разработанная с горизонтом планирования не менее, чем 25 лет.
Тогда, пожалуй, и блатной жаргон не расширит свой словарный запас – устоял же он в середине прошлого века, фактически отторгнув от себя многие использовавшиеся криминальными авторитетами грузинские слова и термины.